Дорогие друзья, вот перевод двух частей опуса профессора Z, автора известной многим книги "Жизни ничего не значит за зелёной стеной"..
Думаю , что за пару дней закончу и последнюю часть..
Коллеги,
Я подумал, что по крайней мере некоторым из вас были бы интересны основные моменты из моих показаний эксперта, которые я дал на прошлой неделе в суде. Это касается клинического случая, который был представлен мной в этой аудитории несколько месяцев назад: дама с острым калькулезным холециститом.
Во время лапароскопической холецистэктомии встретился очень трудный желчный пузырь (в своем докладе хирург назвал его "гротескно воспаленной"). У хирурга ушло 4 часа (!), чтобы удалить то, что он думал был весь желчный пузырь. Во время удаления пузырь был разорван на куски ... были утеряны камни пузыря... в конце, как записал хирург, был разорван пузырный проток, но хирургу удалось наложить на культю протока 3 три клипсы и лигатуру ENDOLOOP.
Протокол операции написан сумбурно и с противоречивыми утверждениями в нескольких местах. Пациентка оправилась от операции, но спустя два года была госпитализирована повторно с симптомами острого холецистита. На магнитно-резонансной томографии (МРТ) выявлен большой остаток желчного пузыря и два камня размерами 2-3 см. Открытая холецистэктомия была выполнена в другой больнице.
Во время нашей прошлой дискуссии большинство из вас предположили, что этот случай не может быть поводом для судебного разбирательства - непредвиденные осложнения случаются в хирургии.
Я подумал, однако, что такое осложнение не должно было произойти и подробно описал адвокатам истца мое мнение, заключительным параграфом которго является следующее:
В данном случае хирург столкнулся с очень сложной патологией и хирургической топографической анатомией, вызванной длительно протекавшим острым холециститом. Вместо того, чтобы сделать то, что разумный и хорошо обученный общий хирург стал бы делать, а именно, быстро конвертировать лапароскопическую процедуру в открытую операцию, или завершить лапароскопическую процедуру субтотальной холецистэктомией - он упорно продолжал лапароскопию в течение четырёх часов, не определившись в анатомии (он никогда не достигал критической точки зрения безопасности ") - с последствиями и длительным страданием пациента, как описано выше.
Процедура опроса судебного эксперта длилась 4 часа и была довольно болезненной и конфронтационной, если не назвать её агрессивной. В какой-то момент, как это часто бывает, я задал себе вопрос: Зачем ты делаешь это? Почему ты сам оказываешься вовлеченным в эту грязь? Но в конце концов, в ретроспективе, я всегда бываю очарован характерами вовлечённых персонажей и эволюцией их аргументов, которые в каждом случае по сути является теми же самыми, но и отличаются в то же время.
Местом проведения судебного слушания была университетская библиотека в университетском городке, что расположен в чуть более часа езды от нас. Это был необычно теплый день для этого времени года. Снег на тротуарах превращался в слякоть и воздух был наполнен запахами начала весны. Я видел студентов, празднующих первые признаки весны облачением в футболки. Слушание было запланировано на полдень, и я оказался первым, прибывшим на полчаса ранее в выделенный конференц-зал библиотеки.
Следующим появился адвокат истца, который ехал около семи часов из большого города на Среднем Западе. За последний год у меня было несколько разговоров с ним по телефону, но лично мы никогда с ним не встречались. То, что я увидел в сейчас, была довольно комичная фигура: маленький человек с выступающим животом и лысеющей головой с неряшливыми волосами. Он был одет как и для похода в Сибирь: сапоги с меховой подкладкой для ходьбы по высокому снегу, тяжелое лыжное пальто, шерстяная шапка и шерстяной шарф, скрученный вокруг шеи.
"Я Джо!” - сказал он высоким энергичным голосом. Он не носил ермолку, но я знал, что он ортодоксальный еврей. Я также знал, что через неделю он дожен будет стать судьей , поэтому после настоящего слушания дело будет передано его нынешним партнерам по юридической фирме. Судя по общению с ним до сегодняшнего утра, я чувствовал, что он уже потерял интерес к разбираемому делу.
“Кто придёт? Кто представляет другую сторону? ” - спросил я.
Новоизбранный судья уже погрузился в свой Ай-фон.
“Я не знаю. Я не знаю, прибудут ли они сюда или будут представлены по видео-связи, ” - он показал мне пальцем большой экран на стене.
“Есть ли что-либо что вы считаете мне нужным знать о подзащитном или его защитниках, что бы вы хотели чтобы я подчеркнул? ” - спросил я.
Новоизбранный судья: “Просто говорите все, что бы считаете нужным сказать. Я не люблю вмешиваться в мнение моих экспертов. Просто сфокусируйтесь на том, что вы написали в своём представлении.”
В этот момент в комнату вошла очень высокая фигура. Кто-то высокий, широкий и тяжелый. В длинном черном кашемировом пальто поверх темного костюма. Белая рубашка и черный галстук. Черные кожаные перчатки.
“Это должно быть адвокат ответчика,” - подумал я. Именно так одеваются адвокаты в большом городе.
"Добрый день! Как ваши дела?” - улыбнул я вновь прибывшему и протянул ему свою руку, - “Я Z ....».
Фигура посмотрела на меня, молча повернулась и скрылась за дверью. Я видел её ходящей вверх и вниз по коридору, разговаривая по мобильному телефону.
"Кто это?”- спросил я новоизбранного судью.
"О, я думаю, что он является ответчиком, д-р Х.”
Да, адвокаты ответчиков советуют своим клиентам посещать судебное слушание показаний судебных экспертов, вникать и давать советы своему адвокату, чтобы помочь защитить себя. Но это был первый раз, когда я видел, что это происходит на самом деле.
Затем появилась секретарь суда и организовала всё необходимое на своём столе.
Не хватало только адвоката ответчика.
12:00. 12:15.
Я съел банан.
Новоизбранный судья покусывал и дожёвывал то, что осталось от его несвежего завтрака из Макдональда - сэндвича с яйцом.
Хирург X стоял за дверью, читая его свой Ай-Пад.
12:30. Я почувствовал себя голодным. Я планировал покончить со всем этим к двум или трём часам дня и пообедать где-нибудь по дороге обратно в свою больницу.
12:45.
"Почему он не назвать, по крайней мере?" - спросил я униженного новоизбранного судью. Но он только пожал плечами.
1:05. Я дожевал свою последнюю сухую фигу.
Наконец в зал ввалился мужчина. Среднего роста, сухощавый. Ухоженные, но редкие черные волосы разделены пробором в середине. Тонкие узкие губы. Лицо монаха.
“Где-то под пятьдесят, ” - подумал я.
Лёгкое темное пальто поверх обычной адвокатской одежды.
Мужчина бросился к своему месту, разместил свои вещи на столе и сказал секретарю суда: "Хорошо, давайте начнем."
Ни приветствия, ни даже кивка головой. Ничего. Это меня раздражает.
Я продолжал стоять у стены и сказал:
"Сэр, вы опоздали. Очень опоздали. По крайней мере, вы могли бы извиниться! "
Адвокат посмотрел на меня с недоумением, с выражением “Какого чёрта?!”
"Вы опоздали сэр, - повторил я, - и вы должны извиниться за то, что заставили нас так долго ждать ... "
Теперь лицо юриста перекошенным от гнева / ненависти / презрением - это было трудно расшифровать.
- “Не говорите со мной, просто не говорите со мной. Вы будете говорить со мной только тогда, когда я задам вам вопросы!” - рявкнул он.
Я посмотрел на новоизбранного судья. Он сделал вид, что его не существует. В то же время доктор X вошел в комнату и сел на стороне, у стены.
Ну да ладно, - подумал я, - мне удалось расстроить монаха.
Это не входило в мой план. Его никогда не бывает. Я всегда стараюсь быть приятным и вежливым, но сейчас... посмотрим, как всё это будет развиваться. Во всяком случае, я не могу уступать этим людям.
Я занял место между новоизбранным судьёй и секретарём суда; монах сидел на другой стороне стола. Адвокат, представляющий больницу, смотрел все на видео из своего родного города.
Монах медленно распаковал свой ай-Пад: установил маленький стенд, затем тщательно и скрупулезно прикрепил гаджет на стенде. Он посмотрел на секретаря суда, поджал губы и сказал:
"Готовы?"
"Поднимите руку, доктор, и повторяй за мной,” - сказал секретарь суда, - “Я клянусь …"
Я поднял руку. Глядя на монаха, я почувствовал, что на этот раз всё будет более жестко, чем обычно. Я был готов сбросить перчатки.
Я также знал, что монах должен быть ярким и острым адвокатом. Мой опыт показывал, что юристы, нанимаемые страховыми профессиональными медицинскими компаниями и больницами для защиты врачей, представляют жесткий и закалённый в схватках класс. На самом деле, мне кажется, что они превосходят своих сутяжных коллег, сидящих на другой стороне стола или прохода.
Как правило, юристы, защищающие врачей, работают на крупные адвокатские конторы, которые имеют единственную цель - защитить докторов и их работодателей. Они имеют хорошую почасовую оплату и преисполнены самодовольной веры в их опыт по обелению халатности и небрежности в лечении больных, опыт по обелению злоупотребления служебным положением, опыт грубого унижения пациентов и очернения медицинских экспертов стороны обвинения. Защитники истцов, с другой стороны, являют собой гораздо менее гламурную гроздь адвокатуры. Им оплачивают только непредвиденные расходы , а их заработок зависит от исхода дела: деньги они получают только тогда, когда они выигрывают. Если они проигрывают, что не редкость, они теряют все - потраченное ими время и деньги, оплаченные экспертам и так далее. Чтобы выжить, они должны участвовать также и в других областях права, для многих из них дела о врачебной халатности и небрежности в лечении больных является лишь побочным хобби. Наглядно сравнение такси, в которых прибывают адвокаты из аэропорта: адвокаты защиты врачей прибывают в желтых такси, в то время как едва выживающие представители обвинения удовлетворяются «пиратскими» такси. И в целом, юристы защиты работают на обладающих властью и богатых; в исковых судебных процессах адвокаты принимают сторону пораженную, слабым и надломленную.
Так что, глядя на монаха я понял, что он должен был изучить вдоль и поперёк это дело и всё вокруг него… Что он понимает ошибки, допущенные хирургом и его последствия… Что он знает, как можно было предотвратить осложнение… Что он прочитал мое письменное заключение и знает его наизусть… Что он может предсказать, что я собираюсь сказать об этом… Что он понимает, что написанное мною поддерживается в литературе…. Что он говорил с хирургическими экспертами в этой области - команда защиты имеет в своём распоряжении большой список врачей, готовых быстро войти в курс дела и давать рекомендации. За определённую плату, разумеется.
Я знал, что работа монаха защитить хирурга любыми имеющимися в его распоряжении средствами. Для этого у него на сегодня есть две задачи: во-первых, найти трещины в моих аргументах; во-вторых, выставить мою слабость как свидетельствующего эксперта - в моей профессиональной репутации, моём образовании, моей личности, моём опыте. Короче говоря, чтобы найти всё или хотя бы что-либо, что помогло бы ему дискредитировать мое свидетельство перед жюри; если они в конечном счете решили защищаться вплоть до суда, а не урегулировать дело без суда финансовым возмещением истцу , нанесённого ему ущерба. Сегодня моё показание будет играть важную роль в таком решении.
Стенограмма четырёх часового слушания моих показаний по объёму выглядит как небольшая книга. Она полна глупых вопросов и ответов и многократных повторений. Далее я приведу несколько основных моментов, разделенных эмпирически на две секции: фактическая суть дела и попытка дискредитации эксперта. Как всегда, оба элемента разыгрываются на протяжении всего слушания моих показаний: внезапные перескоки монаха с одной темы на другую тему или от хирургии к личной жизни эксперта, повторение одних и тех же вопросы снова и снова в другой фазе слушания показаний. Попытка выставить путаницу, непоследовательность и забывчивость ...
Фактическая суть дела
Монах: "Доктор, у вас есть с вами копию вашего экспертного показания по этому делу?
Я: "Конечно. Вот оно."
Монах: "Вы уверены, что это ваше показание. Подписали ли Вы его? "
Я: "Вы знаете, это мое показание, и я его подписал."
Монах: "Просто ответьте да или нет."
Я: "Да, сэр, я подписал его."
Монах: "Пожалуйста, прочитайте заключение Вашего показание. Последнюю страницу ".
Я: "Конечно."
Я начал читать медленно, очень медленно, как в детском саду: “В данном случае хирург столкнулся с очень сложной патологией и хирургической топографической анатомией, вызванной длительно протекавшим острым холециститом. Вместо того, чтобы сделать то, что разумный и хорошо обученный общий хирург стал бы делать, а именно, быстро конвертировать лапароскопическую процедуру в открытую операцию, или завершить лапароскопическую процедуру субтотальной холецистэктомией - он упорно продолжал лапароскопию в течение четырёх часов, не определившись в анатомии (никогда не достигал критической точки зрения безопасности ") - с последствиями и длительным страданием пациента, как описано выше.”
Монах: "Теперь, пожалуйста, скажите мне, на основании чего вы пришли к таким выводам?"
Я: "Вы хотите, чтобы я прочитал вам полностью своё мнение? Вы же знаете, что в этом документе объяснено в деталях, как я пришел к представленным выводам ...".
Монах: “Нет, не читайте. Просто скажите мне…".
Я: "Что я должен вам сказать? Вы хотите, чтобы я дал вам длинную лекцию - в основном для повторения того, что я уже написал в своём мнении? Не было бы лучше для вас, чтобы задать мне конкретные вопросы, на которые я отвечу один за другим? "[Я не был готов к" лекции "и не хотел затеряться в моем повествовании, которая позволила бы ему изобразить как "путаница".]
Монах: “Послушайте, доктор, позвольте мне снова отметить правила. Я задаю вопросы. Вы отвечаете. Никаких ваших вопросов ко мне - не понятно? “
Хорошо. Он раздражён. Позвольте мне играть по-моему.
Я начал возится с кипой бумаг, которые я привез с собой. Я тянул времени - 2-3 минуты.
"Вот она…” - сказал я. - “Это написанный хирургом протокол операции. Итак, позвольте мне начать ... возьмём к примеру ... хирург писал: "оперативные находки включают гротескно воспаленный incarcerated , за отсутствием лучшего термина, желчный пузырь ... “.
Что это значит? Я не понимаю этого термина incarcerated, применённого здесь,. Как incarcerated? В какой структуре? Это ведь бессмыслица!
Кроме того, я никогда не слышал термина гротескно , применённого в подобной ситуации.
Было бы неплохо иметь интраоперационные снимки удалённого желчного пузыря. Я сам и большинство хирургов, которых я знаю, мы документируем основные этапы работы фотографиями, сделанными видео камерой. Это было бы полезно в этом случае. ОК.
Насколько я понимаю, желчный пузырь был изменён в процессе запущенного острого некротизирующего холецистита. Общие хирурги каждый год видят несколько таких запущенных острых холециститов. У меня был такой случай месяц назад. Мы знаем, как бороться с такой ситуацией надлежащим образом и безопасно. ОК….".
Я продолжал изучать протокол операции. Я не смотрел на монаха, но ждал, когда он взорвется.
Я продолжил: "Посмотрите на это. Хирург писал: «До 10 камней, до 1 см в диаметре также были освобождены."
Так где же тот очень большой камень, который был виден на предоперационной УЗИ? И я не понимаю термина освобожденный - что это значит? Он разорвал желчного пузыря и камни были потеряны - или что? Это очень плохой протокол операции. Далее, посмотрите на это, хирург пишет, что "пузырный проток был относительно нормальным в диаметре. Что значит относительно в данном случае? Относительно по отношению к чему? Это значит, что хирургу не удалось идентифицировать пузырный проток… что он не понял критической точки безопасности - нам это ясно ... ".
Монах: [Очень громко]. "Стоп. Стоп, стоп. Разве я просил вас прочитать мне протокол операции? Послушайте, доктор, вы должны отвечать на мои вопросы, а не читать документы ".
Я: "Я думаю, что это очень важно - обсудить протокол операции".
Монах: "Я решаю, что обсуждать. Это мое слушание показаний. Если вы будете и дальше продолжать по-своему, мы будем сидеть здесь до вечера. Пока я не буду удовлетворён.. ".
Я: “Меня это не волнует.”
Монах: "Если вы не идете по пути, как я это определил, я отменю слушание показаний и мы перепланируем его на другой день. Мне все равно, кто будет платить за это, и как это отразится на ваших гонорарах ... "
Новоизбранный судья, сидящий справа от меня, вдруг проснулся и прогудел: "Чего вы хотите? Он отвечает на ваши вопросы. Вы ему задаёте общий открытый вопрос, и он отвечает соответствующим образом. "
Монах: "Я не хочу от него открытого ответа ...
Новоизбранный судья [звучит раздраженно]: "Вы тратите наше время. Почему бы вам не продолжить? Мы хотим выйти отсюда сегодня ... ".
Монах: [сердитый]: "Ваше отношение непрофессионально. Это мое слушание..”
Новоизбранный судья [выглядит как недовольный yenta]: "Продолжим. Просто перестаньте жаловаться и задавайте вопросы ".
Монах [пытается контролировать себя, делает глубокий вдох и изучает свой Ай-Пад]: "Хорошо, доктор. Не могли бы вы описать мне хирургическое поле в этом случае? "
Я: "А? Не могли бы вы повторить свой вопрос, сэр? "[Это я пытался сделать как можно больше, попросите его повторить ...].
Монах: ". Конечно" [Он повторил вопрос].
Я: "Я не понимаю, термин хирургическое поле? Что вы имеете в виду?"
Монах: [выглядит озадаченным]: "Можете ли вы описать хирургическое поле, я имею в виду то, с чем хирург столкнулся с во время операции"
Я: "Ага. Вы имеете в виду "операционное поле". Хирургическая поле это что-то еще: так как детская хирургия представляет собой поле, кардиохирургия является полем ... "
Монах: [сдался]: "Хорошо, опишите операционное поле ...".
Я: "Как я могу описать то, что хирург столкнулся? Для этого я должен был бы присутствовать на операции или иметь некоторые фотографии, которых, как я уже говорил, хирург не сделал. Но разве я уже не говорил, что согласно протокола операции, хирург имел дело с запущенным случаем острого холецистита. "
Описанный выше диалог и всё последующее были лишь фрагментами из "бесконечной болтовни".
Затем неожиданно, после допроса на тему моих собственных хирургических ошибок Монах спрашивает:
“Бывают ли случаи, когда после лапароскопической холецистэктомии камни желчного пузыря были оставлены в пузырном протоке?"
Я: "Да, это может случиться ..."
Монах: "Если это происходит, является ли это нарушением стандарта медицинской помощи?"
Я: “Понимате, мелкие камни в пузырном протоке могут быть пропущены; иногда они проталкиваются из желчного пузыря в пузырный проток во время операции. Но мы не говорим здесь о пропущенных камнях в пузырном протоке. Но в разбираемом случае крупный камень не был распознан в оставленной части желчного пузыря ... "
Монах: "Доктор, мы не можем продвигаться вперед таким образом. Вы должны отвечать на мои вопросы. Я задаю вам вопрос - вы просто отвечайте на него так, как вас просят. Итак, еще раз: если камень был забыт в пузырном протоке, является ли это нарушением стандарта медицинской помощи "?
Я: "Я сказал вам, это зависит от многих обстоятельств, от обстоятельств каждого конкретного случая. Я не могу и не буду обобщать. И это не имеет ничего общего с разбираемым случаем".
Монах: [с отвращением]. "Если вы будете продолжать быть столь обструктивным, я могу прекратить эту слушание. Мы встретимся снова…".
Я: "Я не обструктивнен сэр. Мне нужно только добавить ‘уточнение' моего ответа. Я не могу просто ответить "да" или "нет", я должен объяснить мои ответы. Даже на суде судья позволил бы мне объяснить мой ответ “.
Новоизбранный судья [нерешительно]: "Г-н Y, он отвечает на ваш вопрос. Когда он чувствует, что следует добавить объяснение , это его право делать это. Просто продолжайте."
[Монах смотрит на новоизбранного судью с недовольствием. Его кадык качается вверх и вниз. Он решил проглотить сказанное и продолжает].
Монах: "Согласны ли Вы, что хирург закрыл пузырный проток тремя клипсами и endoloop"?
Я: "Это то, что он написал в своем протоколе операции, так почему я должен не согласиться? Но это было не пузырным протоком, который он якобы под закрыл... "
Монах: "Подождите. Не спешите. Что такое endoloop? "
Я: [Объясняю …]
Монах: “По-вашему то, что хирург сделал является " вымышленной историей". Вы думаете, мой клиент [он указал на хирурга, сидящего на стене] написал фикцию в своем докладе? "
Я: "Вы искажают то, что я написал. Я имел в виду, что рассказ про то , как можно наложить три клипсы и endoloop на культю разорванного пузырного протока, втянутого в глубину в воспалительного инфильтрата у пациента с ожирением ... является вымышленным. Смотри, вот что я писал: "Я начал читать от своё заключение:
"Далее хирург пишет, что он ” был в состоянии поместить 3 параллельные клипсы на выделенный мною остаточный пузырный проток, а также PDS 0 Endoloop для дополнительной безопасности.“ В моём представлении (страницы 56-68) указано, что хирург неоднократно защищает свое утверждение о том, что обрезанная и лигированая] им структуры представляла пузырный проток, а не культю остатка желчного пузыря .
Он отметил, что "я должен был иметь сантиметр или два, чтобы поместить три клипсы (на пузырный проток) и подстраховать его закрытие endoloop." Тем не менее, я считаю, это очень трудно поверить в эту версию истории, что хирург был в состоянии выделить и укрыть с помощью клипс и endoloop культю пузырного протока. После отрыва желчного пузыря от пузырного протока его культя втягивается в глубину треугольника Кало. Теперь, не будучи в состоянии потянуть вверх желчный пузырь, хирург теряет видимость операционного поля. И это более верно у пациента с ожирением, при наличии острых воспалительных изменений тканей и интраоперационного кровотечения, закрывающие поле. В этой ситуации почти невозможно выделение обрубка рыхлого и воспаленного пузырного протока, а наложение на него трёх клипс и endoloop в таком случае мне кажется “вымышленным”… если только не более - опасно в свете того, что неидентифицированные общий желчный проток лежит там всего на расстоянии в нескольких мм “.
Монах [через некоторое время]: "Вы утверждали, что разумный хирург должен был в данном случае конвертировать лапароскопию в открытую процедуру, удалить весь желчный пузырь, если это возможно, и если нет, то делать субтотальную холецистэктомию, верно?"
Я: "Да сэр. Вот именно. Другим вариантом было бы прекращение попыток выполнить лапароскпически тотальную холецистэктомию и сделать лапароскпическую субтотальную холецистэктомию ".
Монах: "Есть ли у вас какие-либо статьи, любой авторитетное доказательство, подтверждающее, что это - субтотальная холецистэктомия - является стандартом медицинской помощи?"
Я: [зная "правило", что ничто не является "авторитетным"]: "Это то, что разумный хирург должен был сделать. В целом холецистэктомия практикуется в настоящее время в течение почти 100 лет. Это знание описано во всей литературе. "
Монах: "Доктор, каков нормальный размер пузырного протока?"
Me: “Между 1-го до 5-ти мм. Таким образом, то что описано в протоколе операции как проток длинной 1 см означает, что хирург обрезал и лигировал не проток, а шейку желчного пузыря ... "
Монах: "OK. Пожалуйста, опишите мне технику субтотальной холецистэктомии “.
[Я делаю…]
Монах: "Когда в последний раз, когда вы делали субтотальная холецистэктомия?"
Я: "Месяц назад."
Монах: "А сколько желчный пузырей вы сделали в прошлом году"
Я: "Я не считаю .... около 25. “
Монах [через час]:" Доктор, сколько желчных пузырей вы удалили в прошлом году “
Я:" Разве я не говорил вам об этом час назад? Почему ты так забывчивы? “
Монах:" [игнорируя мой сарказм]: "Сколько?"
Я: "Двадцать пять. Вы можете спросить меня снова через час. Ответ будет по-прежнему - 25 ... “
Монах:" Сколько желчных пузырей вы сделали во всей вашей карьере “
Я:" Я сказал вам ... Я не считаю. Мне не нужно подсчитывать. Я не могу дать вам точную цифру: она может быть трёхзначной, а может быть и четырёхзначной. Не знаю .. ".
Монах: "Когда вы научились делать лапароскопические холецистэктомии?"
Я: "О, это было в начале 1990-х годов, как раз в то время, когда я покидал Южную Африку ... “
Монах:" Были ли у Вас формального обучения лапароскопической холецистэктомии? “
Я:" Формальное обучение? Позвольте мне вспомнить, это было очень много лет назад. Но да, я помню курс, мы тренировались на свиньях. Да, мы делали это на свиньях. Затем я повторил такой курс в Израиле ... ".
Монах: [лицо, полное презрение] "Но это не было серьезной подготовки. Один день в лаборатории, а затем экспериментировать на реальных пациентах. Нет формального обучения. Д-р Х [он указывает на хирурга, сидевшего у стены] с другой стороны, прошёл формальное 2-х летнее обучение в области передовой лапароскопической хирургии в престижном университете. И вы, с вашими несколько свиньями, теперь критикуют его оперативное поведение? “
Я: [не смотря на хирурга, которого я решил игнорировать, как будто его там не было]" Послушайте, я не знаю ответчика, Я ничего не знаю о нем. Я предполагаю, что он хорошо обученный хирург, хороший врач и хороший парень ... .Но это не то, что мы здесь должны обсудить. Я знаю, что, несмотря на его классическое обучение, он потерпел неудачу в лечении этого пациента. Я предполагаю, что человек, прошедший тренинг для получения квалификации в лапароскопической хирургии, должен знать, когда следует конвертировать лапароскопическую процедуру в открытую и / или когда поменять тактику и сделать субтотальную холецистэктомию, вместо того чтобы продолжать вредить пациенту. “
Монах:" Какова продолжительность лапароскопической холецистэктомии? “
Я:" Это зависит от конкретного случая, от патологии, анатомии, конституции пациента. Я могу сказать, что в среднем на легкую лапароскопическую холецистэктомию уходит от 30-60 минут. В зависимости от обстоятельств - если операция становится труднее, то она может длиться дольше. Лапароскопическоая холецистэктомия при остром холецистите может занять до 2-х часов.
Монах: "Есть ли у вас какие-либо доказательства, чтобы поддержать ваше утверждение ... ваше мнение ..., что такая операция в четыре часа находится за пределами стандартной медицинской помощи?"
Я: "Сэр, я никогда не видел хирурга, и не слышал о таком ... кто четыре часа упорно и тщетно пытается лапароскопически удалить желчный пузырь , несмотря на трудности в операционном поле. Разумный хирург изменит тактику после тщетного процесса выделения анатомических элементов в поле операции , скажем , через 30-60 минут. То есть, когда в критический момент нельзя получить безопасной видимости поля операции, он или она должны будут - как я уже говорил несколько раз, конвертировать лапароскопическую процедуру в открытую или сделать что-то еще ... например, субтотальную холецистэктомию ... “
Монах:" Вы можете дать нам ссылку в любой литературе о том, что вы только что сказали? “
Я:" Сэр, это общеизвестно. Этому учат и об этом написано везде. В общем случае, чем дольше продолжается тщетная диссекция - тем выше частота осложнений. Это верно для хирургии вообще ... “
Монах:" Что является критическим с точки зрения безопасности "?
[Это 3-й раз, когда он задает мне вопрос, и я повторяю ...]
Монах [пытаясь сбить меня с толку изменением направления разговора]: "Так вы говорите мне, что оставление части желчного пузыря с камнями после субтотальной холецистэктомии это нормальное явление?"
Я: "Сэр, позвольте мне повторить. Во время плановой субтотальный холецистэктомии хирург оставляет часть желчного пузыря пустой без камней. Он делает всё возможное, чтобы заглянуть внутрь пузыря и очистить его. В разбираемом случае субтотальная холецистэктомия не была запланирована, это было случайно. Хирург не знал, что он делает, таким образом, он оставил после операции в остатках пузыря большие камни: таким образом, пациент продолжал чувствовать боль и нуждался в другой большой операции.
Монах: “Сколько лапароскопических холецистэктомий вы сделали в прошлом году?"
Я: "Я не буду отвечать на этот вопрос еще раз."
Монах: "Вы должны ответить на все вопросы".
Новоизбранный судья [пробуждается из спящего режима]: "Просто двигайтесь дальше. Он ответил на этот вопрос уже три раза. Становится темно. Давайте сделаем перерыв на 3 минуты. “
Новоизбранный судья и я идем к туалетам. Мы стоим вместе перед писсуаром и извиваемся, стряхивая последнюю каплю из наших членов, а затем идём назад.
"Что за мудак!" - говорю я.
Новоизбранный судья не отвечает. Он не хочет вступать в какой-либо даже небольшой разговор. Он просто хочет быть скорее подальше отсюда.
Далее всё происходило по круговой, как в каруселях.
В следующей / заключительной части я приведу краткий обзор "личного" части слушания.
Продолжение следует…