Неожиданно с нагрузкой далась свадьба Виктору Алексеевичу Федорову. Хотел сыграть ее скромно, в окружении родных и самых близких друзей по городскому дому-интернату ветеранов войны. Но об этом торжестве узнали, наверное, все петербуржцы. Они широко обсуждали, даже гордились этим событием. В каком еще Париже или Москве проживают столь бодрые, молодцеватые женихи 104-летнего возраста? Поэтому поздравлений, цветов, эмоций было через край, и Виктор Алексеевич немного подустал. Отказывал мне во встрече долго, потом пригласил в гости, в скромную, уже по-семейному уютную комнатку в ветеранском доме на Крестовском острове.
Старость мне пока не грозит…
— А где же хозяйка, Лара Яковлевна? По делам уже с утра хлопочет?
— К соседям пошла, обговорить с ними что-то надо. А заодно чтоб нам не мешать. Она человек скромный, тактичный. Во многом и за эти черты характера также ее полюбил. Конечно, не все верят, что в моем возрасте могут чувства сильно, целиком завладеть человеком. Но вот по мне судите: могут, и еще как. Верю, что и Лара прониклась искренней любовью ко мне. А иначе зачем она вышла за меня? Капиталов у меня нет, ничего не скопил.
Я здесь, в доме ветеранов, проживаю уже много лет. Лара Яковлевна Сидорова не так давно. Она блокадница, моложе меня прилично — ей 74 года. Когда только раз увидел ее в гостиной на нашем первом этаже, где собираемся в тесном кругу, сразу понял, что старость еще мне не грозит. Поверьте, как кипятком облило. Познакомились ближе, и я уже не мог без встреч и разговоров с ней обходиться ни одного дня. Однажды она вышла на улицу, побродить по парку и речке, долго не была, так я в сильном волнении бросился ее в тревоге искать по всему огромному Крестовскому острову. Нашел и решительно сказал: не могу без тебя, выходи за меня замуж. Обязательно официально, через ЗАГС, чтобы все было по- настоящему, как в жизни, которая у нас будет еще долгой и счастливой.
— И каким вам видится это счастье?
— А оно у меня сейчас, поверьте, во всем. Рядом наконец-то любимый человек (это мой третий брак, не скажу, что другие были совсем неудачные, но сердца, мне кажется, глубоко не затронули). С моей дочерью Галиной (ей лет, как говорится, «совсем ничего» — 82) тоже все хорошо — о ней заботится приемный сын Саша, толковый парень, в Москве, сказывают, два ресторана имеет. А здесь, в ветеранском доме, все есть — кормят по меню, кабинеты медицинские, развлечения. Словом, любые наши желания исполняют, если не на руках носят. Даже жалею порой персонал, ветераны народ все же капризный, особенно питерский.
Я никогда в жизни ничем не болел
— Лекарств на вашем столе, Виктор Алексеевич, вовсе не вижу. Под рукой не держите?
— А лекарств у меня вообще нет. Зачем они мне? Я никогда в жизни ничем не болел.
— Вы меня, наверное, разыгрываете? В вашем возрасте — и без болячек?
— Побаливает иногда поясница, так я сам натру ее (сейчас и Лара помогает) мазью, да и проходит. А больше хворей нет. Со слухом, правда, есть проблемы. На правое ухо, а левое слышит отлично. Со зрением тоже все в порядке. Очки не ношу.
— Ясно, Виктор Алексеевич, здоровье в порядке — спасибо зарядке! Так? Физкультура вас всю жизнь поддерживала в форме?
— А вот и не она. Никогда я спортом не увлекался. Так, в детстве на пустырях мяч со всеми гонял, а потом и это ушло. И зарядку я не делаю. Возможно, и зря. Но потребность в ней не ощущаю.
Песня вместо зарядки
Мне везде и во всем песня помогала. Я с ней по жизни прошел. Она мне и вместо спорта, и вместо зарядки, она же меня убеждала, что жизнь прекрасна, людям надо делать добро, жить бодро, без уныния, ничего не бояться, преодолевать, если что, без паники бугры и ямы. Не хандрить и не болеть.
— Вы серьезно занимались пением, музыкой, нотами?
— Наверное, хорошо, что нет. Профессиональный певец — это уже что- то очень ответственное, тяжелое, как крест, который на себя положишь. Я пел и сейчас пою (раньше много, сейчас меньше) для себя и людей. Пел в одиночку, выступал в рабочих хорах, народных ансамблях, на клубных сценах. Известным лауреатом не стал, но грамот за участие и победы в конкурсах скопилась с советских времен не одна папка.
— Как свои выступления сопровождаете? На чем играете?
— Я из рабочей семьи, родился на заводской стороне Петрограда, на Волковке. Отец был клееваром — бочки заливал на фабрике Нобеля, мать кухарничала. На чем парнишка с окраины мог играть, что мог освоить, подпевая себе на улице, вечеринках, в рабочем клубе? Конечно, помогали гитара и балалайка. Да еще домра, мне ее знакомый отца, казах, подарил.
Помню искреннее ликование народа…
— Детство и юность вспоминаются даже лучше, чем зрелые годы. Жили, конечно, небогато, довольно большой семьей (у меня были еще сестра и брат) в тесном бараке. Но дружно и весело. Были все здоровы. Отец совсем не пил, не курил (я тоже всю жизнь этим не баловался, видимо, по наследству), не отделялся, был много с нами. Помню, как часто брал нас в город, смотреть его красоты. В музеи водил, чтоб развивались. Летом, кажется, в июне, обязательно отправлялись на Невский проспект, чтобы увидеть членов царской семьи, которые в один из летних дней выходили к людям и шли пешком от Дворцовой площади. Мне почему-то царевич Алексей запомнился — худенький, хромал. Может, потому, что мы с ним были одногодки… И еще помню искреннее ликование народа. А также, что никаких ограждений не было, никаких жандармов. Сегодня не так. Даже малый чин едет по Питеру — сплошь мигалки, сирены, охранники, а люди, всех проклиная, жмутся.
Перед революцией отдали меня в 3-классную школу. Очень тепло вспоминаю то время. Я потом без труда поступил в техническое училище. На самую модную и редкую тогда профессию — автомобилиста. Ведь автомобиль еще был в диковинку, хотя уже чувствовалось, что он завоюет страну. Я это понимал и учился старательно. Уже в 1929 году стал водителем 1 -го класса.
Увлекся машинами, забыв обо всем на свете. Даже о девушках. Но только не о песне. Не помню уже, кто рекомендовал, но меня приняли в хор русской песни гарнизонного Дома офицеров, что на Загородном проспекте. Свободного времени совсем не стало. Много репетировали, часто выступали. Голос у меня был высокий, пронзительный. Меня даже заставили выучить слова и петь одну из итальянских песен.
А работал в автобазе предприятия, где трудился мой отец. Отсюда и ушел добровольцем на финскую войну. Шофером. На полуторке доставлял на фронт снаряды, мины, обратно раненых в госпиталь. Сейчас об этой войне разное пишут. Порой противно читать. Договорились до того, что, мол, низкий боевой дух был в наших частях. Разве так можно врать? Я же очевидец. В тяжелых условиях зимы, с упорным противником бойцы бились отважно, не щадя себя. И победили, проучили врага, отодвинули от Ленинграда. Не получи тогда Маннергейм крепко по мозгам, он в Великую отечественную войну не осторожничал, бросился бы на Ленинград. И не известно еще, как бы дальше было.
Назад, в будущее
После финской кампании я стал работать на оборонном заводе наркомата авиационной промышленности, он по Новгородской улице располагался. Сейчас и следов от этого предприятия нет. Потому что мы его подчистую вывезли сами, когда немцы пошли на Ленинград. Погрузили оборудование в вагоны, и составами около месяца двигались на Урал, в город Нижний Тагил. Там прямо под открытым небом запустили производство, стали выпускать начинку самолетов- штурмовиков. Пытался уйти на фронт, писал заявления. Но я уже пошел по начальственной линии, был механиком, за многое в цехе отвечал, поэтому следовали отказы.
— Вернулись в Ленинград, наверное, как в новую жизнь?
— Да, все заново начинал. Родных не стало, блокаду не перенесли. Жить было негде, поэтому решил строиться — заодно и горечь быстрее пройдет. Место облюбовал в пригородных Озерках, на Кольцевой улице.
— Давно выступали с сольным концертом?
— Я вам не сказал, что после войны вновь пришел в самодеятельный гарнизонный хор. Люди там были уже новые (война есть война), но традиции остались — мы с удовольствием репетировали, выступали в домах культуры Ленинграда. Потом у нас появился свой автобус, и мы стали ездить с концертами по военным городкам, районным и деревенским клубам Ленинградской области, на Новгородчину, Псковщину, в Карелию. Как нам везде искренне радовались! И мы в ответ старались от души. А в последний раз пел на своей свадьбе. Старался, даже голос подсел. Хотя, конечно, и без этого он уже не тот.
Беседовал Лев Румянцев