Экспериментальная нейрогенная гипертония

Точка зрения на природу гипертонической болезни как на результат первичных нарушений высшей нервной деятельности с по­следующим повышением функции вазопрессорного аппарата, естественно, должна была быть подвергнута проверке в эксперименте на животных.

Конечно, экспериментальное подкрепление клинического представления о той или иной болезни человека не является обязательным; человек может быть подвержен болезненным процессам, которые эксперимент на животных не в состоянии воспроизвести. Тем более это касается такой болезни, как эссенциальная гипертония. Если исходить из интерпретации ее сущности, изложенной в предшествующей главе, в происхождении это­го заболевания должны играть роль такие тонкие нервные (нервно-психические) процессы, которые стоят в связи с чисто человеческими взаи­моотношениями, сложными условиями его социальной жизни. Поэтому a priori не следует ожидать полного разрешения вопроса о происхожде­нии этой «наиболее человеческой из всех человеческих болезней» в эк­спериментах на животных; но все же значение экспериментальных дан­ных, как и в других сложных вопросах патологии, разумеется, остается бесспорным.

Подтверждение нейрогенной природы гипертонии

Из физиологических данных хорошо известно значение центральных нервных приборов, управляющих сосудистым тонусом и определяющих уровень артериального давления. Можно отметить классические работы Ludwig и Thiry, а также Traube, которые в своих экспери­ментальных исследованиях описали вазомоторный центр в продолговатом мозгу.

Я. Дедюлин в 1868 г., а Ф. В. Овсянников в 1871 г. получили по­вышение артериального давления при раздражении продолговатого мозга у животных. У кроликов сосудодвигательный центр был найден на дне IV желудочка в верхней его части по обеим сторонам от средней линии на уровне верхних олив.
М. Бехтерев подтвердил существование вазомоторного центра у человека; центр этот локализован в сетчатой субстанции продолговатого мозга. Нервные пути, несущие сосудосуживающие импульсы от продол­говатого мозга, идут в боковых столбах спинного мозга и, перекрещива­ясь в боковых рогах соответствующего сегмента, выходят через передние корешки, направляясь к узлам пограничного ствола.
В настоящее время установлено, что сосудодвигательный центр в про­долговатом мозгу состоит из двух отделов — сосудосуживающего и сосу­дорасширяющего. Сосудосуживающий центр находится в состоянии по­стоянного тонического возбуждения; сосудорасширяющий центр не обладает этим свойством. При воздействии электрическим током на одни участки дна IV желудочка получается сокращение сосудов и повышение давления, при воздействии на другие — расширение сосудов и падение давления. Работа сосу до двигательных центров совершается в результате рефлекторных раздражений, идущих с периферии (с афферентных нерв­ных окончаний), в результате химических раздражений, продуктами, подвозимыми кровью, или, наконец, в результате раздражений, падающих на эти центры с вышележащих отделов мозга.

В 1875 г. В. Я. Данилевский показал, что изменения кровяного дав­ления происходят при раздражении (посредством укола) полосатого тела. Следовательно, прессорный аппарат не ограничивается продол­говатым мозгом, а располагается и в центральных подкорковых образо­ваниях.

В 1886 г. В. М. Бехтерев и Н. А. Миславский установили, что кора го­ловного мозга также принимает участие в регуляции артериального дав­ления. В опытах на кошках и обезьянах раздражение фарадическим током IV—VIII областей в моторной и премоторной зонах gyrus precen­tralis вызывает резкое повышение артериального давления на 80— 100 мм рт. ст.

Как показали McLean и Nanta, эта область коры тесно связана с гипоталамусом и ретикулярной формацией, а через них — с со­судодвигательным центром продолговатого мозга.

Позже внимание исследователей было привлечено к гипоталамической области как образованию, в котором заложены многие аппараты, ре­гулирующие функцию внутренних систем организма и, в частности, сосудистый тонус.

Прежде чем излагать данные именно в этом решающем направлении, следует вкратце рассмотреть некоторые более примитивные («грубые») обычные способы, при помощи которых делались попытки создать экспе­риментальные модели гипертонии нейрогенной природы. Одни из этих моделей стоят более близко к гипертонической болезни человека, дру­гие — более далеки от нее. Для воспроизведения нейрогенной гиперто­нии И. Навалишиным в 1890 г. был впервые применен опыт с ишемией мозга путем перевязки сонных артерий. Нервный характер получаемой при этом гипертонии доказывался тем, что перерезка спинного мозга в шейной области препятствует возникновению гипертонии.

Fishback, Dutra и МсСошу повторили эти опыты: перевязка питающих мозг артерий приводила к выраженному повышению артери­ального давления у подопытных собак, выживших после тяжелой опера­ции. Далее Taylor и Page проводили более сложные эксперимен­ты, в которых обескровливание мозга сочеталось с механическим раздра­жением дна IV желудочка и с диатермией мозга. Гипертония возникла у 50% подопытных животных и длилась от 2 до 8 месяцев. Опыты с ишемией мозга повторял также Rosenfeld с положительным — в смысле получения гипертонии — результатом. Недавно Т. М. Тупикова, перевязывая у кроликов общую сонную артерию или ее ветви на одной стороне, также воспроизвела у значительного числа животных гиперто­ническое состояние длительностью до 2 месяцев, а выключая ее с обеих сторон, — еще более длительную гипертонию продолжительностью до 8 месяцев. Подобные опыты встречали возражения. Утверждалось, что перевязка сонных артерий выше каротидного синуса (как и перевязка по­звоночных артерий) не ведет к сколько-нибудь значительной ишемии головного мозга, так как при этом развивается коллатеральное кровообращение). Против этого суждения говорят данные Т. М. Тупиковой, которая в условиях аналогичных опытов вводила меченый фос­фор и определяла его распределение в веществе мозга: оказалось, что со­держание меченого фосфора в 2 раза меньше в тех отделах мозга, которые васкуляризуются перевязанной артерией, а именно в лобной и затылоч­ной областях мозга, медиальных частях зрительных бугров, в нижней половине дна IV желудочка, нижних буграх четверохолмия, а при допол­нительной перевязке позвоночных артерий — ив гипоталамической области.

Далее, возражавшие полагали, что гипертензивный эффект в усло­виях опытов с ишемией мозга может зависеть не от ишемии, а от повреж­дения синокаротидного рефлексогенного аппарата. Но гипертонию уда­валось получать и при более высоких перевязках сонных артерий, когда рефлексогенные зоны оставались вне поля манипуляций, связанных с наложением лигатуры; впрочем при этом нельзя исключить изменений то­нуса стенок сонных артерий в связи с подъемом внутриартериального давления в слепом конце a. carotis перед участками ее перевязки (см. дальше данные Heymans о синокаротидной рефлексогенной гипертонии). Церебрально-ишемическая гипертония, несомненно, близка клинике. Ве­роятно, в этих условиях повышается возбудимость мозга, что и приводит к неадекватным реакциям его на психоэмоциональные раздражения. Сле­довательно, природа такой гипертонии должна иметь немало общего с природой гипертонической болезни у людей. Ишемия мозга и вызванные ею нарушения питания нервных клеток приводят к нарушению их функ­ционального состояния. И. П. Павлов указывал, что нарушение трофики клеток коры головного мозга обусловливает несоответствие между про­цессами возбуждения и торможения, ведет к развитию фазовых состоя­ний, иными словами к развитию невроза. Несомненно, что эксперимен­тальная церебрально-ишемическая гипертония может иметь аналогию в клинике еще и потому, что у лиц с сосудистыми заболеваниями очень тес­но переплетаются два патологических процесса — гипертония и атеро­склероз с вызываемым им сужением просвета мозговых артерий (в по­следней части книги этот вопрос будет рассмотрен специально).

Другой моделью нейрогенной гипертонии в эксперименте может служить так называемая каолиновая гипертония (Dixon, Heller; Griffith с сотрудниками,). Она получается при введении в большую цистерну мозга каолина, частицы которого закупоривают периневраль- ные и периваскулярные лимфатические узлы, что препятствует оттоку лимфы и создает повышение внутричерепного давления. Несомненно, при этом создается также некоторая степень ишемии мозга. Перерезка шей­ной части спинного мозга предотвращает развитие каолиновой гиперто­нии, что говорит в пользу ее нервного генеза. Впрочем, в развитии каоли­новой гипертонии не исключается участие и вторичных гуморальных влияний. Так, по данным И. М. Сриббнера и П. И. Надельсона, каолиновый блок ликвора приводит к артериальной гипертонии потому, что при этом рефлекторно суживаются почечные сосуды и начинает дей­ствовать почечно-ишемический фактор. Если произвести при каолиновой гипертонии денервацию почек, артериальное давление снижается. Конечно, каолиновая гипертония не имеет прямой аналогии с гипертони­ческой болезнью. Она представляет некоторый интерес для понимания тех форм гипертонии (симптоматической), которые наблюдаются иногда при хронических энцефалитах (диэнцефалитах), так как каолиновый блок сопровождается обычно развитием асептического воспаления мозга.

О посткоммоционной гипертонии уже говорилось в главе о класси­фикации. Сообщалось также, что в эксперименте удалось воспроизвести эту форму посредством нанесения закрытой травмы черепа собакам (С. А. Кейзер). После нанесения травмы возникало сразу же повышение артериального давления, которое держалось в одних опы­тах только несколько дней, в других — несколько месяцев. В аналогич­ных же опытах наблюдалось появление аритмии, а также электрокардио­графические изменения, свидетельствующие о нарушении коронарного кровообращения. Развитие артериальной гипертонии удавалось предот­вратить в опытах, в которых сотрясение мозга производилось под нарко­зом. Интересно, что, по данным Н. Т. Ковалевой, предварительное удаление одной из почек предотвращает развитие артериальной гиперто­нии после коммоции головы. Посткоммоционная экспериментальная ги­пертония является важной для клиницистов не только как подтверждение существования аналогичной формы гипертонии в клинике, но и как ил­люстрация значения в развитии гипертонии функциональных нарушений в сфере мозговой ткани (в ее кровообращении, в синаптических связях мозговых элементов?). Во всяком случае, при этом не наблюдается мест­ных органических поражений мозгового вещества или оболочек в виде кровоизлияний, деструкции, воспаления.

Ценным с клинической точки зрения является воспроизведение повышения артериального давления посредством длительного механическо­го раздражения коры больших полушарий, как это делал А. С. Борщев­ский. Автор в опытах на собаках накладывал стерильный марле­вый тампон на премоторную область коры; артериальное давление повы­шалось, впрочем, нерезко (в среднем на 30% по сравнению с исходными величинами). Интересно отметить, что в цитируемых опытах, так же как и при других изложенных выше центрально-нервных моделях гиперто­нии, кровяное давление не повышалось, если перед раздражением коры производилась денервация почек. Очевидно, почечный фактор закономер­но включается в патогенез этих первично нервных форм гипертонии. Дан­ная серия опытов, в сущности, служит прямым развитием экспериментов В.  М. Бехтерева и Н. А. Миславского и др., о чем говорилось выше.

Интересна попытка воспроизвести гипертонию в эксперименте по­средством систематического раздражения индукционным током задней ча­сти гипоталамуса через вживленные в эту область электроды. Таким пу­тем можно создавать стойкий очаг прессорного возбуждения с повышени­ем артериального давления на 30—50 мм рт. ст. Г . А. Левитина, производившая эти опыты под руководством А. Н. Магницкого, показала, что в подобных условиях очаг возбуждения приобретает черты доминанты по А. А. Ухтомскому; резко повышают артериальное давление у этих подопытных животных раздражения, которые в нормальных усло­виях не дают прессорной реакции (например, слабое раздражение п. реronaei). Эти данные соответствуют клиническим наблюдениям, согласно которым прессорный эффект у больных гипертонической болезнью дают многие раздражения, в норме никакого действия на сосудистый тонус не оказывающие.

Весьма соответствуют клинике опыты с получением гипертонии у животных посредством воздействия звуком. Выше уже говорилось о том, что среди рабочих, занятых в цехах с сильным шумом, гипертоническая болезнь встречается вдвое чаще, чем в других (бесшумных) цехах. Rothlin наблюдал развитие гипертонии у крыс при повторном воздействии на протяжении 1—2 месяцев резкого звука. Впрочем, мест­ные крысы не поддавались прессорному воздействию звука; гипертония возникала лишь у диких крыс, привезенных из горной местности (значе­ние адаптации животных к условиям их жизни в современном городе?). Гипертония удерживалась лишь короткий срок (4 месяца), после чего постепенно проходила. Сотрудник Института терапии А. А. Андрюкин также получал «аудиогенную» гипертонию в эксперименте, применяя такие же по силе и характеру звуки, которые фигурировали в обследо­ванных им цехах.

До сих пор в центре внимания физиологов и клиницистов за рубе­жом и в меньшей мере у нас стоит нейрогенная форма эссенциальной гипертонии, получившая наименование рефлексогенной. В сущности едва ли можно себе представить генерализованное, общее повышение ар­териального давления без участия рефлексогенного механизма, поэтому обозначение «рефлексогенная» для той формы, которая сейчас будет рассмотрена, носит условный характер; может быть, правильнее было бы именовать ее синоаортальной нейрогенной гипертонией. Суть ее состоит в нарушении (ослаблении) того депрессорного нервного прибора, кото­рый заложен в окончаниях депрессорного нерва в аорте, открытого в 1866 г. И. Ф. Ционом, и в сонной артерии, в виде каротидного синуса и соответствующих ему синусовых нервов, физиологическое значение кото­рого изучено Герингом. При перевязке депрессорного и синусо­вых нервов, как это показали особенно Heymans, Bouckaert, возникает стойкое повышение артериального давления. Н. Н. Горев также получил артериальную гипертонию подобным способом и в дальнейшем многие годы занимался вместе со своими сотрудниками дан­ной проблемой.

Гипертония, возникающая у собак и кроликов при нарушении прессорного аппарата дуги аорты и каротидного синуса, оказалась доста­точно продолжительной (до 2 лет у собак и до 1 года у кроликов). В пер­вые месяцы она сопровождается тахикардией, позже тахикардия прекра­щается. На электрокардиограммах подопытных животных отмечается отклонение электрической оси сердца влево, измене­ние зубпа Т и другие признаки ишемии миокарда. Были констатированы различные вегетативно­нервные и гуморальные сдвиги. Изменения со сто­роны почек обнаруживаются лишь в более позднем периоде рефлексоген­ной гипертонии и, следовательно, носят вторичный характер (в том числе и в отношении эффективного почечного кровотока.

Однако знаменательно, что для развития рефлексогенной гипертонии обязательным условием является сохранение иннервации почек, как это вытекает из данных М. Я. Ратнер. Возможно, что нервные связи почек осуществляют каким-то образом, помимо фактора ишемии, включе­ние почечного прессорного механизма при данной форме нейрогенной ги­пертонии, как это было показано и на других ее моделях.

Рефлексогенная гипертония изучалась также П. К. Анохиным и Н. И. Шумиловой при помощи осциллографического анализа им­пульсов, возникающих в рецепторах аортального нерва. Но эти исследо­вания относятся скорее к вопросам патогенеза и будут поэтому рассмот­рены в следующей главе. В более позднее время Heymans, вновь привлекая внимание к данной модели, показал, что рефлексогенную ги­пертонию дает сокращение аортальной или каротидной стенки (вызывае­мое теми или иными фармакологическими средствами); именно этот ме­ханический фактор, связанный с физическим состоянием мышечных и эластических элементов сосудистой стенки, и приводит к нарушению фи­зиологической функции заложенных в ней депрессорных рецепторов и ги­пертонии. Heymans полагает, что при эссенциальной гипертонии причина болезни лежит в нарушении структуры и функции стенок дуги аорты и синокаротидной области. Клинические данные говорят в пользу такой точки зрения только в сравнительно весьма малой степени: при атеро­склерозе, когда имеется закономерное уплотнение и нарушение эласти­ческих свойств аорты (и иногда каротид), гипертония встречается, как известно, далеко не как правило; точно так же нет наклонности к гипер­тонии при аортитах (сифилитической и иной природы). Но вместе с тем нельзя отрицать возможности при этих и других поражениях дуги аорты или сонных артерий — при особой очаговой локализации этих поражений, захватывающей прессорецепторные зоны — повышения артериального давления. Но эти случаи гипертонии, возможно, должны быть отграниче­ны от эссенциальной гипертонии и выделены в особую форму по своей этиологии (и патогенезу). К данному вопросу мы вернемся в последней части книги.

Рассмотренные выше формы экспериментальной гипертонии, хотя и носят нейрогенный характер, не являются адекватными сущности гипер­тонической болезни в том ее понимании, как это было изложено в пред­шествующих главах. Для того чтобы получить модель гипертонической болезни в эксперименте, очевидно, надо было изучить возможность разви­тия гипертонии у животных с экспериментально вызванным неврозом (на­рушением высшей нервной деятельности). На протяжении последних 10—15 лет эти работы были выполнены, одни — с меньшим, другие — с большим успехом.

В.   М. Чернов подвергал крыс ежедневным коротким быстро повторяющимся раздражениям электрическим током в сопровождении условного раздражения в виде звонка или вспышки электрической лам­почки. У крыс развивалось повышение артериального давления, опреде­лявшееся с помощью хвостового плетизмографа. После 3—4 сеансов опы­тов можно было наблюдать подъем артериального давления на одни ус­ловные раздражители. Правда, эти подъемы возникали только в порядке ответа на раздражение, на короткий срок; стойкой же гипертонии вызвать таким путем не удалось.

Важным этапом в этом направлении надо признать исследования М. А. Усиевича. Ведя многолетние наблюдения над влиянием нарушений функций коры головного мозта на деятельность внутренних органов, М. А. Усиевич первым показал возможность получения гиперто­нии при этих нарушениях. Он отметил прежде всего кратковременные прессорные реакции в ответ на «отрицательные» условнорефлекторные воздействия (условные раздражители, «сигнализирующие о предстоящих животному неприятностях», сопровождались повышением артериального давления, а раздражения, сигнализировавшие о том, что этих «неприят­ностей» не будет, сопровождались его снижением).

Конечно, сами по себе эти наблюдения говорили лишь о физиологи­ческих реакциях вазомоторной системы в ответ на раздражения, может быть о защитном их характере. Но в последующих исследованиях с вос­произведением экспериментального невроза путем «сшибок» процессов возбуждения и торможения было обнаружено развитие более или менее длительного гипертонического состояния, которое держалось в течение 2—3 месяцев после прекращения опытов.

Дальнейшее развитие этого вопроса было достигнуто в опытах В.  Н. Черниговского и А. Я. Ярошевского. Повторное воспроизве­дение сшибки нервных процессов у собак (воздействием дифференцировочного раздражителя сразу вслед за положительным без обычного между ними интервала) приводило сначала к неустойчивости уровня артериаль­ного давления, а затем к гипертонии, длившейся 5 месяцев, на фоне обще­го невротического состояния. Сходные данные получены Е. Г. Коптевой и С. Я. Каплуном  при воспроизведении экспериментальных нев­розов у собак методом сшибок «положительных» и «отрицательных» ус­ловных рефлексов (на базе пищевых рефлексов). Е. К. Приходькова в Харькове со своими сотрудниками получали гипертонию у собак путем срыва высшей нервной деятельности, вызывавшегося по методу, созданному М. Н. Ерофеевой в 1912 г. в лаборатории И. П. Павлова. По­вышенное артериальное давление держалось от 1 до 2 лет. Тенденция к временным прессорным реакциям появлялась уже в период выработки обычного условного рефлекса (более резкой она была при выработке именно оборонительного рефлекса, а не других видов рефлекторной дея­тельности, как было показано Е. К. Приходьковой). Развитие более длительной гипертонии наблюдалось лишь при срывах высшей нервной деятельности, причем после первых 1—IV2 месяцев опытов гипертония могла исчезать и вновь появлялась позднее и тогда уже остава­лась стойкой. Эти наблюдения, несомненно, в очень большой степени соответствуют клиническим данным: во-первых, потому, что эксперимен­тальная гипертония получается на базе оборонительных условных реф­лексов (как это отмечается и в клинике); во-вторых, потому, что станов­ление гипертонии проходит три периода, весьма сходных с таковыми у больных людей: период прессорных реакций, период временного повы­шения артериального давления, которое снижается, несмотря на продолжающееся действие тех условий, в которых оно вначале воз­никло (приспособление к условиям среды?), и период длительной гипертонии.

Некоторые физиологи специально изучали прессорные реакции при сравнительном исследовании характера рефлекторных раздражений. Как уже отчасти говорилось выше и как это особенно вытекает из наблюдений американского физиолога Gantt, ученика И. П. Павлова, а также В.   А. Шидловского с соавторами, более выраженный прессорный эффект, как правило, дают оборонительные рефлексы по сравнению с пи­щевыми и другими. Как Gantt, так и В. А. Шидловский подчеркивают при этом положение, вытекавшее и из других цитированных выше работ, со­гласно которому условный раздражитель часто вызывает более сильный прессорный эффект, чем безусловный (на базе которого выработан услов­ный), и эти оборонительные условные рефлексы могут сохраняться до­вольно продолжительное время. Прессорный компонент, сопровождающий эти условнорефлекторные реакции, может сохраняться дольше, нежели другие их компоненты.

Любопытны наблюдения автора с нарушениями «стадных» инстинк­тов у обезьян, сложившихся в ходе эволюции. Как известно, самому силь­ному и смелому самцу стадо предоставляет право первому отбирать пищу, самок и т. п. Искусственное нарушение экспериментатором стадной «иерархии» приводило к резким «столкновениям» сложившихся рефлексов и тяжелым срывам нервно-эмоционального состояния животных. Всеми подобными способами удавалось не только получать резкое невротическое состояние, но и вызывать у животных выраженную артериальную гипер­тонию. Эта гипертония оказывалась достаточно стойкой, по крайней мере удерживалась на уровне 170/100 мм рт. ст. (при исходных величинах до опыта 120/70—140/85 мм рт. ст.) больше года после прекращения невротизирующих воздействий. К сожалению позже подвергшиеся этим интересным экспериментам обезьяны с гипертонией подвергались уже другим опытам и, таким образом, мы лишены возможности судить о степени продолжительности полученной автором нейрогенной гипертонии.

В этой же серии исследований было показано, как об этом уже гово­рилось, что предварительная белковая аллергизация существенно ускоряет и усиливает возникновение неврогенной гипертонии.